Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов (книги серии онлайн .TXT) 📗
— Это личное оружие чекиста Николая Микулина, — сказал комиссар. — Он был награжден за храбрость в бою…
— А как же попало оно на паровоз? — удивился машинист бронепоезда. — Ведь он же шел оттуда…
Комиссар пожал плечами. Откуда он мог знать, что произошло с этим неизвестным ему чекистом.
А с Николаем Микулиным произошла беда. Когда Юденич взял Ямбург, молодой чекист остался в захваченном городе. По заданию руководства он должен был вести здесь подпольную работу — собирать разведывательные данные, поддерживать местных большевиков, готовить верных людей к предстоящему контрнаступлению Красной Армии.
Николаю удалось установить нужные связи, завоевать доверие железнодорожников. В Петроград, на Гороховую, стали пробираться связные из Ямбурга: они несли сведения о передвижениях белых войск, о паровозах и вагонах, об артиллерийских батареях и складах.
Знали Микулина под кличкой Племянник. Лишь руководителю местной партячейки было известно его настоящее имя. Конспирация казалась надежной. И все же нашелся предатель, выдавший чекиста белым контрразведчикам.
Николай сразу почувствовал их внимание к своей особе. И догадался, почему не взяли его сразу: белые хотели выявить все его знакомства.
Племянник решил уйти из Ямбурга: пользы он принести больше не мог. Надо было только повидать одного человека, передать ему кое-какие материалы.
Приняв все меры предосторожности, он отправился по нужному адресу. На железнодорожных путях, возле депо, его схватили. Чекист рванулся, но два дюжих офицера повисли на нем, заломив назад руки. Подбежал штабс-капитан, начальник контрразведки дивизии.
— Попался, большевик! Держите его крепче! Сейчас я ему развяжу язык…
Глаза у штабс-капитана были бешеные, рука судорожно расстегивала кобуру.
— Заткнись, контра! — спокойно сказал Николай и плюнул ему в лицо. — Ничего от меня не услышишь…
Изловчившись, он попытался вырваться и ударил штабс-капитана ногой. Тот скорчился от боли, захрипел. И тогда офицер, стоявший сзади, ударил прикладом в висок. Брызнула кровь, чекист свалился на землю.
Штабс-капитан подошел, пнул его носком сапога.
— Некогда с ним возиться, — небрежно процедил он и отвернулся, раздосадованный неудачей.
— А куда его?
— К большевикам отправим…
— Как это?
— Очень просто. Вот этот паровоз пойдет сейчас навстречу красному бронепоезду — пусть поцелуются на путях… Забросьте большевика в будку. А чтобы не озяб — суньте в топку…
Офицеры захохотали.
Остальное мы уже знаем.
У Юлиуса Фучика есть определение героизма. «Герой, — писал Фучик, — это человек, который в решительный момент делает то, что нужно делать в интересах человеческого общества».
Слова эти как нельзя лучше подходят к Николаю Микулину. Вся его короткая жизнь была решительным моментом, и прожил он ее как герой.
Ариф Санаров. ХРОНИКА ОДНОГО ЗАГОВОРА
События, о которых пойдет наш рассказ, происходили в 1919 году, в позднее осеннее ненастье. В ту невыразимо тяжкую осень, когда над молодой республикой Советов, как писали газеты тех дней, сгустились «свинцовые тучи международной контрреволюции».
Республика была в огненном кольце.
На Москву, мечтая о малиновом благовесте сорока сороков первопрестольной, дерзко лез генерал Деникин. В далекой Сибири, на обширных пространствах за рекой Тоболом, творили суд и расправу вешатели адмирала Колчака. Архангельск и Мурманск все еще были оккупированы английскими десантами, во Владивостоке хозяйничали японцы и американцы.
Смертельная угроза нависла и над Красным Петроградом.
К городу-бунтарю, первым поднявшему победное знамя Октября, неудержимой лавиной катилась армия генерала Юденича.
Пала Гатчина. Спустя три дня белогвардейцы захватили Павловск и Царское Село. По ночам конные разъезды врага проникали в предместья города.
В погожий солнечный день, какие случаются иногда и в октябре, на передовые позиции изволил прибыть Николай Николаевич Юденич.
Как всегда, главнокомандующий был хмур и неразговорчив. Кряжистый, почти квадратный, с замкнутым наглухо лицом солдафона и крутой бычьей шеей, он и впрямь был похож на кирпич, подтверждая данное ему острословами прозвище.
Наступление развивалось успешно.
Ехавшие вместе с Юденичем генерал Родзянко и в особенности Глазенап, только что произведенный в генералы и назначенный петроградским градоначальником, всю дорогу шутили, пытаясь его развеселить, а он лишь топорщил моржовые вислые усы, важно отмалчивался. И взобравшись на вершину крутой горы, где солдаты саперного взвода устроили наблюдательный пункт, не произнес ни слова. Встал чуть впереди многочисленной свиты, по-наполеоновски скрестил руки, молча рассматривая открывшуюся с горы панораму.
— Господа, ясно различаю Невский проспект! — по-мальчишески восторженно крикнул Глазенап, отрываясь от окуляров полевого бинокля. — Бог ты мой, красотища-то какая! И купол святого Исаакия вижу! И адмиралтейскую иглу! Не угодно ли полюбоваться, ваше превосходительство?
Радость Глазенапа. была понятна свитским чинам, но Юденич почему-то не ответил и не взял протянутого бинокля. Наступила довольно неловкая пауза. Все начали переглядываться, поведение Кирпича было необъяснимо загадочным.
— А зачем нам, собственно, бинокли? — нашелся Родзянко, прервав затянувшуюся паузу. Племянник бывшего председателя Государственной думы, Александр Павлович Родзянко считал себя искусным политиком, которому волей-неволей надо было выручать этого провинциального бурбона, ошибочно назначенного в главнокомандующие. — Нет уж, господа, увольте, обойдемся без биноклей! Дня через два сами будем разгуливать по Невскому, успеем еще налюбоваться и даже руками пощупаем…
Родзянко громко захохотал, чрезвычайно довольный своим остроумием. Заулыбались и в свите. Ревельский корреспондент «Таймса», единственный из журналистов, кого Кирпич взял в эту поездку на фронт, что-то торопливо записывал, одобрительно посматривая на Родзянко. Тогда и до Кирпича дошло, что последнее слово необходимо оставить за собой.
— Насчет гуляний вы рановато заговорили, любезный Александр Павлович, — солидно произнес Кирпич.—
Но Питер мы в этот раз возьмем, тут ваша правда. Всенепременно возьмем!
И медленно направился к ожидавшим у подножия горы автомобилям, дав понять, что рекогносцировка закончена. Корреспондент «Таймса», чуточку отстав от других, записывал историческую фразу главнокомандующего.
Завистники генерала Юденича, а их насчитывалось изрядное число, весьма приблизительно разбирались в этом тугодумном медлительном старике. Принято было считать его недалеким служакой с довольно, впрочем, известным в офицерских кругах именем. Как-никак, герой Эрзерума и Саракамыша, генерал от инфантерии, полный георгиевский кавалер. Кого другого мог выбрать адмирал Колчак в военные предводители похода на Петроград? Вот сделает свое солдатское дело, завоюет с божьей помощью столицу, и велят ему подавать в отставку, а судьбы государства будут вершить другие, более достойные.
Юденич знал об этих настроениях, но опровергать их не торопился. Пусть себе болтают, что вздумается, а с избранного пути он все равно не свернет. И посмотрим еще, чей будет верх в итоге, кто кого перепляшет.
Руководила им не столько забота о восстановлении монархии, как думали иные, сколько неутоленная жажда власти и почестей. Правда, осторожности ради Кирпич не признавался в том никому, изображая из себя ревностного монархиста. Собственной жене и той не доверял тщеславных своих замыслов, но жена понимала его без слов. Вот и вчера, провожая на ревельском вокзале, перекрестила на прощание и с дрожью в голосе шепнула на ухо: «В добрый час, Николенька!»
Старуха права, это был добрый для него час. И уж теперь он не промахнется, своего не упустит, как случилось с ним в зимнюю кампанию 1916 года, когда войска его штурмом овладели зрзерумской твердыней турок. Дудки, милостивые государи, дураков нет! Ему и тогда казалось, что наступил наконец долгожданный час триумфа. «Русские чудо-богатыри, слава вам, повторившим и приумножившим подвиг генералиссимуса Суворова!»— написал он в приказе, надеясь, что новым Суворовым нарекут его, Николая Николаевича Юденича. Однако львиную долю пирога отхватил другой Николай
